В последнее время часто говорят про южновьетнамский сценарий развития событий в Афганистане, имея в виду падение сайгонского режима под ударами коммунистов после вывода американских войск.

При этом в роли «вьетконговцев» выступает движение Талибан, которое за последние месяцы не только установило контроль над большей частью территории страны, но и добилось впечатляющих дипломатических побед. Попытаемся понять, в чем причина успеха талибов, смогут ли они прийти к власти и, самое главное, насколько они опасны для своих соседей.

1. Начнём с того, готовы ли талибы к мирному соглашению или рассчитывают взять власть силой?

Талибами руководит коллегиальный орган, своего рода политбюро, руководящий совет — Рахбари Шура, известная также как Шура Кветты. У шуры есть лидер (эмир), но единоличных решений он не принимает. Сегодня эмир Талибана — Хайбатулла Ахундзада, которого считают сторонником умеренной линии и главным архитектором переговорного процесса со стороны талибов. Он не является безусловным авторитетом ни для всех талибов, ни даже для всех членов совета. Он опирается на других умеренных членов шуры, таких, как мулла Абдул Гани Барадар, один из ключевых переговорщиков, подписавший в феврале прошлого года в Дохе соглашение с американцами о выводе войск. Но он вынужден считаться и с мнением сторонников жесткой линии, в том числе Пешаварской Шуры, формально отвечающей за работу в ряде провинций, но фактически пытающейся навязать движению свою позицию. Поэтому эмир Талибана проводит стратегический курс на переговоры, но периодически делает шаги в противоположном направлении, чтобы получить поддержку «ястребов». Например, они отказались от участия в конференции по мирному урегулированию, которая должна была пройти в Стамбуле с 24 апреля по 4 мая этого года. В целом Талибан ориентирован именно на соглашение, которое приведет к разделу сфер ответственности между сегодняшним правительством и талибами. Во-первых, у них недостаточно сил для военной победы. Во-вторых, они пока не готовы взять на себя полную ответственность за госуправление.

В то же время талибы будет продолжать наступление до тех пор, пока это у них получается. Как поёт Борис Гребенщиков, «я возьму своё там, где я увижу своё». Есть такой популярный мем – талибы, вооруженные «калашами», победили американцев с их высокоточным оружием, танками и дронами. На самом деле талибы, как и «вьетконговцы» в своё время, в прямом бою с американцами всегда несли огромные потери и проигрывали. Но они пользовались поддержкой местного населения, а американцы были оккупантами. И государство, которое американцы поддерживали, было оккупационным, а его политики – американскими марионетками.

Кроме того, в своём последнем докладе Конгрессу США специальный генеральный инспектор США по реконструкции Афганистана (SIGAR) подвергает сомнению оптимистичные заявления пресс-службы Пентагона о том, что афганская армия сильна как никогда. Во-первых, мы не знаем численность этой армии, отмечает он, поскольку в ней есть «мертвые души» (чтобы начислять деньги на зарплату, вооружение и пр.). Во-вторых, мы не знаем боеготовность этой армии. Наконец, мы не знаем, какой моральный дух в этой армии. Мы потратили на неё 88 миллиардов долларов, но был ли какой-то толк от этих денег, покажет исход войны, философски заключает генеральный инспектор. Стоит отметить, что слово «коррупция» — одно из наиболее часто встречающихся во всех документах SIGAR. Специальный доклад на эту тему прямо указывает, что коррупция – одна из главных причин роста поддержки Талибана афганцами.

2. Почему провинции, населённые таджиками и узбеками, которые в 1996-2001 годах воевали с Талибаном, сегодня присоединились к талибам?

Талибан возник как пуштунское движение, его эмирами были и остаются пуштуны. Тем не менее, уже в 90-е годы талибы довольно успешно кооптировали в свои ряды и вооруженные формирования, и их лидеров в непуштунских провинциях. При этом талибы пользовались поддержкой местных мулл, в целом разделявших их взгляды. Обычно отряды талибов размещались в провинциальном центре, а деревни находились под контролем местных исламистских или племенных группировок. После вторжения американцев большая часть таких отрядов тут же порвала с Талибаном, а их командиры бежали из страны или же, при отсутствии серьёзной конкуренции, так и оставались управлять своим кланом и своим районом. Некоторые узбеки и таджики даже занимали министерские должности в правительстве эмирата. Тем не менее, в ходе «первой пятилетки Талибана» провинции, населённые таджиками и узбеками, контролировал Северный Альянс во главе с Раббани и Масудом. Районы, населённые хазарейцами-шиитами, также в большинстве своём не приняли власти талибов.

За двадцать лет, прошедших с момента американской интервенции, ситуация радикально изменилась. Талибы нашли опору в лице тех командиров, которые были обижены на правительство за то, что не получили хорошей должности. Заметим, что схожую ситуацию мы могли наблюдать в своё время и в наших краях. Тактика опоры на авторитетов имела свои плюсы и минусы. Переманив на свою сторону местного авторитета, талибы получали в качестве бонуса лояльность всего клана или боевой группы, которую он возглавлял. Но стоило американцам уничтожить этого лидера, как весь его клан снова переходил на сторону правительства.

В конечном счёте решающую роль в переходе большей части афганцев на сторону Талибана сыграла нарастающая усталость общества от неэффективности, коррумпированности, воровства, непотизма и общего антинародного характера правящего режима в сочетании с ненавистью к иностранным оккупантам. То есть поддержка не вождей, а народа.

С другой стороны, несмотря на то что талибы имеют численное превосходство в большинстве районов, их слабость – это фактически оборотная сторона их силы. Иначе говоря, коррумпированная и неэффективная власть не нравится никому, кроме тех, кто включен в коррупционные схемы и занимает должности на госслужбе, а также их родственников и друзей.

Эксперты приводят такой пример — в районе, населённом преимущественно пуштунами, губернатор – узбек, сторонник Исламского общества Афганистана, на все должности он назначает только узбеков. В результате 80% территории уезда под контролем Талибана, но уездный центр, населённый узбеками, остается под контролем правительства. И взять его можно только силой. А сил у местных талибов для этого недостаточно. Конечно, если подтянуть туда дополнительные отряды из других районов, центр можно захватить, такое уже случалось, но местное население настроено против талибов, поэтому удержать его будет непросто.

3. Что дали талибы простым афганцам?

Во-первых, безопасность. Да, они смогли обеспечить самое главное право человека и удовлетворить самую базовую потребность из пирамиды Маслоу. В 1996 году, когда страна была в состоянии анархии и полнейшего беззакония, это было очень важно. Вопросами безопасности занимается специальная комиссия по предотвращению гражданских жертв и рассмотрению жалоб от населения. Но только в тех районах, которые находятся под управлением талибов. Подконтрольные правительству уезды и населённые пункты являются объектом жестоких атак, жертвами которых становятся не только чиновники и военнослужащие АНА, но и мирные жители. В последнем докладе Миссии ООН по содействию Афганистану (UNAMA) отмечается, что число жертв среди гражданского населения в первом полугодии 2021 года выросло на 47% по сравнению с тем же периодом прошлого года и составило 5183 человека (1659 убитых и 3524 раненых).

При этом Талибан ответственен за 39% всех жертв (699 убитых и 1345 раненых). По мнению экспертов, за «неустановленными антиправительственными силами», на счету которых 16% всех жертв (218 убитых и 601 раненый) также чаще всего стоит Талибан. Таким образом, талибы отвечают за 55% всех жертв среди гражданского населения. На счету «вилаята Хорасан», то есть ИГИЛ, 9% всех жертв. Таким образом, антиправительственные группировки в целом несут основную ответственность за гибель гражданских лиц. Правда, и на долю Афганской национальной армии и различных проправительственных групп приходится 25% всех жертв. Как мы видим, переход новых провинций под контроль талибов сопровождался ростом насилия. Как отмечают эксперты, талибы сначала создают проблему, а потом предлагают её решение.

Во-вторых, закон и порядок. По оценкам большинства экспертов, это самое сильное место в системе управления талибов. В 2005 году лидер движения, мулла Омар, обнародовал так называемую Лайху – своего рода кодекс поведения талиба, затрагивавший различные вопросы ведения войны, обращения с пленными, применения норм шариата и разрешения споров. В дальнейшем Лайха обновлялась, отражая смягчение позиции талибов к учителям, врачам, а также военным и чиновникам, перешедшим на их сторону.

Государственная судебная система была и остается неэффективной, коррумпированной, медлительной. А в сельской местности её просто нет вообще. Талибы предложили афганскому обществу традиционную для Афганистана систему правосудия, основанную на шариате, но адаптированную к местным условиям и традициям. Эта система была внедрена к 2005 году. Первоначально суды были «стационарными», в 2010 году, когда Барак Обама увеличил численность американских войск и давление на талибов усилилось, суды стали «мобильными», а время рассмотрения дел сократилось с нескольких дней до одного-двух часов. При этом афганские «институты гражданского общества» в лице старейшин и мулл следили за тем, чтобы суды талибов не были поражены коррупцией и непотизмом.

Эксперты отмечают, что в сельском Афганистане традиционно действовала эклектическая смесь племенных обычаев, деобандизма и суфизма, под влиянием которой судебная система в разных регионах страны принимала разные формы – споры могли решать советы племен, вожди, шариатские суды. Попытка унифицировать правовую сферу на основе шариата была предпринята в конце 19 века эмиром Абдур-Рахманом в рамах того, что сегодня бы назвали программой модернизации. Новые законы предписывали отрубать ворам руки, забрасывать прелюбодеев камнями, а тех, кто пропустил молитву, подвергать телесным наказаниям. Вероятно, для многих афганцев нормы и правила, введенные Талибаном, были возвратом в «золотой век», каким считается правление Абдур-Рахмана.

Да, талибы жестоки. Но их жестокость направлена (во всяком случае, так они сами говорят) исключительно на иностранных оккупантов, их марионеток, коррупционеров и воров во власти. И она в целом одобряется обществом. Признаюсь, когда я читаю в соцсетях высказывания казахстанцев на тему коррупции и методов борьбы с ней, у меня складывается впечатление, что среди моих соотечественников тоже немало талибов.

В-третьих, талибы учли тот опыт, который получили во время пребывания у власти в 1996-2001 годах, и постарались исправить те ошибки, которые они допускали.

Они предложили афганскому обществу ислам как универсальную ценностную базу. Но поскольку вооруженные формирования нуждались в поддержке гражданского населения, им пришлось принимать во внимание этническое, религиозное и языковое разнообразие афганского общества, где клан и племя всегда играли в жизни человека куда более важную роль, чем государство. Талибан по-прежнему остается пуштунским движением, однако он делает все, чтобы заручиться поддержкой не пуштунов. В движение включаются местные лидеры, общие установки и правила Талибана могут серьёзно корректироваться в соответствии с местными условиями.

Резюмируя, можно сказать, что Талибан – это слышащее государство. Оно не хочет слепо следовать требованиям религиозных догматиков, ничего не видевших в жизни за стенами пакистанского медресе. Оно вынуждено приспосабливаться к афганской специфике, требованиям и запросам афганского общества. И если талибы в захваченных уездах сокращают количество школ для девочек или ограничивают для них возраст посещения школы, то делают это с одобрения местных жителей. Фактически откликаясь на требования общества. Именно так, кстати, было при королевской власти – школу для девочек открывали только там и тогда, где и когда этого просило местное сообщество.

Заметим, однако, что современное демократическое государство ориентируется не на мнение граждан, а на высокие ценности и благородные принципы. Если гражданам дать волю, они быстро смертную казнь восстановят, выберут в парламент ХАМАС или Хезболлу, а в президенты – Трампа. Могут даже ЛГБТ-парад запретить. Не случайно в Афганистане все президентские выборы были не свободными, а демократичными, то есть правильными. Правда, избранного таким образом президента за пределами его племени признавать никто не хотел. Талибы нынешнего президента тоже признавать не хотят и требуют его отставки.

4. Чем привлекателен Талибан для других стран?

По мнению некоторых экспертов, международное признание критически важно для Талибана. Афганистан, бюджет которого формируется преимущественно за счёт стран-доноров, давно превратился в государство-рантье. Без внешней помощи ему не выжить. Именно попыткой добиться снятия санкций ООН они объясняют борьбу талибов с производством опиума в 2000 году. Однако накануне своего краха под ударами американцев в 2001 году Исламский эмират Афганистан был признан только Пакистаном, Саудовской Аравией и ОАЭ. Сегодня для многих стран Талибан – это «враг моего врага».

Иран и Афганистан были на грани войны после того, как талибы в 1998 году казнили иранских дипломатов – сотрудников консульства в Мазари Шарифе. Тегеран поддержал американское вторжение в Афганистан в 2001 году и помогал создавать антиталибскую коалицию из разнородных полевых командиров, зачастую конфликтующих друг с другом.

После того, как Джордж Буш включил Иран в «ось зла», у Тегерана возникли вполне обоснованные опасения, что Афганистан может стать плацдармом для нападения на Иран. Тогда иранцы впервые установили рабочие контакты с талибами и даже, по некоторым оценкам, снабжали их самодельными взрывными устройствами. Корпус стражей исламской революции сформировал дивизию «Фатимиюн» из афганских хазарейцев-шиитов, бежавших в Иран, однако направил её не на борьбу с Талибаном, а в Сирию, на поддержку Башара Асада.

Появление в 2015 году в Афганистане отрядов ИГИЛ, объявивших о создании «вилаята Хорасан», было уже прямой угрозой шиитскому Ирану (в представлении ИГИЛ все шииты – неверные, достойные смерти), при этом их связь с американцами была неофициальной, но более чем явной. Поскольку к тому времени в Тегеране успели убедиться в полной беспомощности афганского правительства, они стали рассматривать Талибан как союзника в борьбе с США и ИГИЛ, установив с ним вполне официальные контакты. Эти контакты не остались незамеченными и безнаказанными – 21 мая 2016 года тогдашний лидер талибов мулла Ахтар Мохаммад Мансур был убит в результате атаки американского беспилотника, когда возвращался из Ирана в свою резиденцию в Пакистане. В настоящее время отношения Ирана и талибов можно назвать сотрудничеством. В Кабуле в определенных кругах популярно мнение, что Иран финансирует и вооружает талибов.

Американцы по факту тоже выступают союзниками талибов в борьбе с ИГИЛ («вилаятом Хорасан»), хотя в марте 2020 года главе Центрального командования США генералу Фрэнк Маккензи пришлось оправдываться в Конгрессе, уверяя, что поддержка, оказанная талибам в провинции Нангархар, была очень ограниченной.

Судя по последним заявлениям и действиям дипломатических и оборонных ведомств России и Китая, они, как минимум, не рассматривают Талибан в качестве непосредственной угрозы. Делегации талибов приезжают на переговоры в Москву и Пекин, призывы к мирному разрешению конфликта адресованы в равной степени Талибану и Кабулу. При этом готовятся учения в двустороннем формате («Взаимодействие-2021», 9-14 августа на полигоне в Нинся-Хуэйском автономном районе), а также в рамках ШОС («Мирная миссия – 2021», сентябрь, в Оренбургской области).

Кроме того, в Москве рассматривают Талибан как защиту от проникновения ИГИЛ на территорию Центральной Азии и как политическую силу, сегодня контролирующую большую часть страны, а завтра участвующую в управлении государством.

Что касается Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана, то они всегда строили отношения не с политическими партиями, а с кланами и племенами, точнее, с соплеменниками. И если сегодня туркмены, таджики и узбеки по ту сторону границы заняли сторону Талибана, с этим приходится считаться.

Ограничиваются ли интересы и устремления Движения талибов Афганистаном или они могут распространяться на сопредельные страны или даже на всю Центральную Азию – это вопрос, вокруг которого всегда велись споры между политиками и экспертами. Точный ответ на него неизвестен, может случиться всякое. Как мы уже говорили, Талибан сегодня стал полиэтничным и многоконфессиональным, а к тому же слышащим. И все зависит от того, что он услышит. Если услышит жалобные крики братьев по вере и призывы о помощи, то может и к нам прийти. На севере страны союзниками Талибана выступают различные радикальные исламистские группировки, состоящие из таджиков, узбеков и других этнических групп. Эти группы воюют под командованием пуштунов-талибов, но при определенных обстоятельствах (например, в случае поражения Талибана) они могут присоединиться к ИГИЛ («вилаяту Хорасан»), как это сделало Исламское движение Узбекистана, или же предпочтут действовать самостоятельно.

Поэтому все приграничные государства крайне заинтересованы в том, чтобы вставшие под белые знамена Талибана отряды узбеков, таджиков и туркмен не переметнулись под чёрные знамена Исламского государства с его глобалистскими устремлениями. А тех, кто все же переметнулся, желательно уничтожить силами того же Талибана.

В заключение можно было бы порассуждать о том, что при определенных условиях лекарством от коррупции может стать Талибан, а от трайбализма – радикальные формы ислама. Но у нас все и так всё понимают.