Официально — городская клиническая больница №7 Алматы, в народе — “семерка” и “калкаманская”. Около 2000 сотрудников: 750 медицинских сестер и братьев, 400 врачей, остальные — младший медперсонал, администрация и хозблок. Более 40 отделений, до 100 операций в сутки, 750 койко-мест — махина, которая должна работать как часы.
Мы прошли по отделениям с директором “семерки” Манасом РАМАЗАНОВЫМ. Пробуем зафиксировать все, что в течение часа происходит в больнице, в приёмное отделение которой каждые сутки привозят более 300 человек, от 50 до 100 госпитализируют, столько же выписывают.
И у каждого своя история — не только болезни.
14.00
Пациенты первым делом попадают в приёмный покой, но мы решаем идти от обратного — сначала в реанимацию. В день сюда поступают до ста больных. Большинство всего на пару часов, но иногда пациенты задерживаются здесь до нескольких недель и даже месяцев.
- Сейчас в отделении лежит женщина, у которой после родов произошел обширнейший инсульт. Привезли к нам, дважды оперировали, 24 дня в коме, выхаживаем, — уделяет нам несколько минут анестезиолог-реаниматолог Есенай ЕСПЕНБЕТОВ.
- К таким пациентам особое отношение?
- Мы за жизнь каждого боремся, но такие пациенты уже как родные: “сын полка”, “дочь” — мы их так называем. Недавно парень, 25 лет всего, 50 дней в коме пролежал: поднялось давление, произошло кровоизлияние в мозг, куча осложнений — ничего, вытащили, на своих ногах домой ушел.
В этот момент из приёмного покоя на каталке привозят бабушку.
- Женщина, 90 лет, кровоизлияние в мозг, кома три (состояние, при котором отсутствует реакция на любые раздражители. — О. А.), — Еспенбетов зачитывает коллегам данные о новой пациентке.
Не отвлекаем. Обращаю внимание на молодого мужчину на соседней кровати. Как нам расскажут, гражданин Узбекистана, строитель. В районе, где располагается “семерка”, идёт массовая застройка, много рабочих-иностранцев. Во время смены у мужчины начались судороги, потерял сознание, коллеги привезли в больницу. Обследовали — опухоль мозга, огромная, злокачественная, возможно, с метастазами.
- Человеку предстоит операция, нам нужно взять информированное согласие. У кого? Хорошо, в этом случае нам дали телефон его жены, она уже едет в Алматы. А бывает, что родственников нет. Работодатели от своих сотрудников открещиваются - они часто устроены неофициально. И что делать? — рассказывает о врачебных буднях Рамазанов. — Неизвестные пациенты, личности которых мы пытаемся установить через СМИ. Или ещё хуже — известные, но никому не нужные. Лежит человек в больнице — никто не приходит. Умер, родственники чуть ли не с Камчатки приезжают наследство делить. Между собой ругаются, нас обвиняют…
14.15
Пока идём из одного отделения в другое, подхватываю тему “нас обвиняют”.
- Раньше врачей скорой упрашивали: везите куда угодно, только не в “седьмую”! Манас Ембергенович, как сейчас пациенты к вашей больнице относятся, только честно?
- Пока пациент к нам не попадает, он может что угодно говорить. Но я же вижу, что люди не только из Алматы, но и из регионов правдами и неправдами пытаются госпитализироваться именно в нашу больницу. Не хочу себя только нахваливать, есть критика, в каких-то случаях обоснованная, но она связана не с качеством оказания медпомощи, а с недостатками в коммуникации. Долго не могли лечь в больницу, якобы не оказали нужного внимания...
- “Не госпитализировали - дал сто тысяч тенге, сразу место нашлось” — слышу такое, и не только про “семерку”. Ваши врачи берут деньги с пациентов?
- К сожалению, и такие моменты бывают, но их трудно доказать, поймать человека за руку. Это беда всей системы здравоохранения. Не скажу, что подобное происходит в нашей больнице систематически. Так, чтобы мы знали, что кто-то из врачей регулярно берет деньги у пациентов, и не увольняли его. Частные случаи, но и исключить их полностью я не могу. Вымогают деньги? Подойдите в службу аудита, к курирующему отделение заместителю, ко мне — такой механизм.
14.20
Мы в крупнейшем в Алматы, если не в Казахстане, операционном блоке. Сейчас здесь 17 операционных. После масштабной реконструкции, которая начнётся ближе к концу года, появится ещё 19. Многие плановые операции уже закончились, но не все. В отделении интервенционной кардиологии к стентированию готовят пациентку. Внутрь не заходим, видим все через стекло.
Заведующий отделением кардиолог Сакен АНАРТАЕВ показывает на экране компьютера, как через сосуды 80-летней женщины будут проводить специальные трубочки — стенты. Пациенты сюда поступают потоком — в сутки 12-14 операций, четыре-пять экстренных.
В соседних операционных тоже работают: в одной меняют тазобедренный сустав женщине, в другой мужчине удаляют опухоль головного мозга. Операцию по удалению опухоли нейрохирурги начали в 8.30. Смотрю на часы — 14.37. Говорят, нужно ещё часа три, чтобы справиться с новообразованием размером с куриное яйцо. Хирурги периодически сменяют друг друга (невозможно столько часов подряд оставаться сосредоточенным) и пока не дают никаких прогнозов — тяжелый случай.
14.40
Спускаемся в приёмный покой. Здесь сейчас относительное затишье. Ловлю момент, чтобы вспомнить громкую историю прошлого года.
- Осенью “семерка” прогремела на всю страну: появилась информация, что больница перестанет госпитализировать плановых больных из-за недостатка финансирования. Что тогда произошло? - прошу Манаса Ембергеновича рассказать.
- Если бы я тогда не поднял шум, больница осталась бы без денег. Что произошло? По сравнению с 2022 годом к нам поступило на 20 процентов больше экстренных (я это подчеркиваю!) пациентов — это 2000 человек. Финансирование мы получили, ориентируясь на статистику предыдущего года. Я же не мог не брать пациентов, которых к нам привозили на скорой?! Мы их лечили, и деньги закончились.
Приехала комиссия из головного офиса фонда медстрахования, стали разбираться. Прошли все проверки, мы оказались правы — 820 миллионов тенге наша больница получила дополнительно.
- Проблем, связанных с работой фонда, много. В чем, на ваш взгляд, основная?
- Если говорить о финансировании — в тарифах. Уже ни для кого не секрет, что в стационарах есть рентабельные и нерентабельные отделения. Нейрохирургия, травматология, кардиохирургия — это выгодно, все хотят ими заниматься, потому что тарифы высокие. Терапия, неврология, тяжелые формы эндокринологии — денег фонд платит мало, а пациенты тяжелые. Это непопулярные профили, и все они в нашей больнице есть.
Вот вы видели, поступила в реанимацию бабушка с инсультом. Если ей не понадобится операция, больница получит за её лечение 200 тысяч тенге, а у нас только сутки пребывания в реанимации стоят более 100 тысяч. Бабушка пробудет там двое-трое суток, дай бог, выкарабкается, поступит в палату интенсивной терапии и только потом в отделение, где пролежит дней десять. Вместо 200 тысяч её лечение съест 2 миллиона. Но мы получим 200 тысяч, потому что так работает система. И это не только инсульта касается.
Сейчас много про высокие технологии говорят. Я не спорю, они нужны, мы их тоже применяем. Но нуждается в них от силы 20 процентов населения, а уходит на их финансирование около 80 процентов бюджета здравоохранения! Я считаю, тарифы нужно повышать в терапевтическом профиле, на пациентов с хроническими заболеваниями, у них кроме основного куча сопутствующих диагнозов. Тогда не будет таких перекосов.
15.00
Пока мы разговариваем, в приёмный покой приезжает скорая, к травматологу везут женщину.
- На отдыхе была во Вьетнаме, ногу сломала, гипс ещё там накладывали, — не унывает она.
Движение здесь не останавливается ни на минуту — и так всегда, сколько бы часов ты здесь ни провел…
Оксана Акулова, фото Веры ОСТАНКОВОЙ, Алматы
